Сотворение болота

До теперешней
нашей Земли, до ее дождей
и метелей бронтозавры не доползли, птеродактили не долетели.
Роберт Рождественский

Не дожил и ледник. Растаяв 12 тысяч лет тому назад, он оставил после себя множество озер со стоячей водой, что открывало дорогу новому болотообразовательному процессу. Но болота из них родились не вдруг. Холода еще долго давали о себе знать, препятствуя нормальному развитию растений и животных. А без их активного уча­стия ничего путного в безжизненных водах не могло произойти. Но физические процессы в нужном направ­лении уже пошли. На дне водоемов начали откладывать­ся минеральные осадки, выносимые ветром и дождями с окрестных возвышенностей. С появлением в застойных водах полноценного планктона (свободно блуждающих мелких организмов) и всплеском прибрежной жизни из отлагавшейся на дне органической массы стал образо­вываться озерный ил, или сапропель (от греч. «сапро» — гнилой и «пелос» — грязь). А в малых, быстро зараста­ющих зеленью озерках — торф, минуя характерную для крупных водохранилищ стадию сапропеля.

Проходили века. Торфяные залежи мало-помалу рос­ли. Наиболее бурное их формирование, как предполага­ют многие специалисты, началось 8 тысяч лет тому на­зад, чему способствовало потепление, повлажнение кли­мата и некоторые другие благоприятные процессы.

Об основных факторах болотообразовательного про­цесса, действующих и в настоящее время, можно судить исходя из приведенной схемы. Их достаточно много и все они взаимодействуют между собой.

Заторфовывание водоемов — не единственный путь образования болот и даже не самый распространенный.

Взаимодействие основных факторов болотообразования (по Н. Н. Бамбалову, 1991)

Заболачивается при соответствующих условиях и суша, о чем тоже будет в свое время сказано. Но рождение торфяного болота (а именно оно нас больше всего инте­ресует) удобнее всего рассмотреть на первом примере. Тем более что данная модель наиболее изучена.

Превращение озера в болото — крайне медленный процесс. Он тянется тысячелетиями, в течение которых водоем постепенно зарастает. С суши на него настойчиво наступает влаголюбивая растительность. Она завоевывает сначала более доступные ей мелководья и, не останав­ливаясь, шаг за шагом, продвигается все дальше в глу­бину. Словно помогая зеленым покорителям, дно самого озера понемногу повышается за счет отмирающих остатков растений и планктона. Под натиском растительности озеро из года в год мелеет, покрывается зеленью, которую окай­мляют высокие густые камыши, тростники да различного рода осоки. Науке известны случаи, когда процесс зату­хает в силу своего развития. Нечто похожее происходит и в зарастающем озере. Возникающее в его водах богатое биологическое сообщество (рыбы, планктон, ракообраз- ные и пр.) является в действительности прелюдией к по­степенному исчезновению водоема.

Замечательный русский ученый и большой знаток растений Андрей Тимофеевич Болотов (1738—1833) од­нажды заметил: «Травы хотя и кажутся нам, что растут в смешении друг с другом и сущею белибердою, однако сия беспорядица далеко не такова велика, когда рас­смотреть ближе». Болотов имел в виду обычную расти­тельность. У озерной — порядка гораздо больше. В рас­пределении ее по глубинам просматривается определенная зональность. В. Н. Сукачев выделяет шесть таких зон: 1) мелководная, 2) камышовая, 3) водяных лилий, 4) ши­роколистных рдестов, 5) макрофитов и 6) микрофитов. Рассмотрим (в обратном порядке, по ходу роста объема биомассы), что представляет каждая из них.

Зона микрофитов (то есть микроскопических однокле­точных организмов). Самая глубоководная, производя­щая, однако, не так много органической продукции от­носительно площади или объема. Здесь царствуют низшие споровые растения. Преимущественно синезеленые во­доросли с небольшой примесью зеленых и диатомовых. Ну и, разумеется, вездесущий планктон — сообщество «парящих» в воде мелких существ. В него входят много­численные виды бактерий и простейших, некоторые во­доросли и животные, а также яйца и личинка последних.

Зона макрофитов (крупных травянистых растений, видных невооруженным глазом). Расположена ближе к берегу и состоит из более крупных, чем в предыдущей зоне, растений как споровых, так и цветковых. Встреча­ется здесь роголистник, узколистные рдесты, отдельные мхи и целые подводные луга из харовых водорослей.

Зона широколистных рдестов. Занимает глубины от 4—5 метров и меньше. Название говорит само за себя. Но кроме трех видов доминирующих рдестов, состав­ляющих ботаническую основу зоны, в ней произрастают еще ежеголовка и уруть. А из предыдущей полосы могут наведываться роголистник и харовые водоросли.

Зона водяных лилий. Включает не только выразитель­ных белых красавиц-кувшинок, душу озера. Но также ее родных сестер — кубышек, или кувшинок желтых, весьма схожих с первыми по биологическим особенностям. Компанию этим любопытно выглядывающим из воды созданиям составляет плавающий рдест. Все они в отли­чие от полностью погруженных растений перечисленных выше поясов простирают свои широкие листья по вод­ной поверхности, максимально используя благоприят­ные возможности для фотосинтеза.

Зона камышей. Расположена преимущественно на глу­бине двух-трех метров. У нее своя особенность: наруж­ные части входящих сюда растений (тростника, камыша, трезубки, приречного или топяного хвоща и других), существенно возвышаются над водным зеркалом. Это уже чем-то напоминает знаменитые мангры — «ноги» купа­ются в воде, а «голова» и значительная часть «туловища» — в лучах солнца. Заросли горделиво стоящих, статных трав этой зоны достаточно компактны. Но если в этом плотностое появляются свободные промежутки, их занимают нередко гости из предыдущей зеленой полосы. Природа и здесь не терпит пустоты.

Мелководная (или прибрежная) зона. Простирается до глубины примерно в один метр. Тут наиболее богатая по родовому и видовому составу флора: различные осоки, стре­лолист, частуха подорожниковая, кизляк, водяная гречиха, рдест, водяная сосенка, водяные лютики и ряд других.

Приведенное деление в известной мере условно как по числу зон (у Е. А. Елиной, например, их семь), так и по приуроченности к ним гигрофитов. С дисциплиной у них не совсем в порядке. Сукачев сам подчеркивает, что есть немало свободно плавающих растений, которые нельзя строго отнести к конкретной зоне. Среди посто­янных нарушителей границ — турча, ряски, пузырчатка, лягушечник, телорез и некоторые другие. Бывает и так, что зоны расслаиваются, объединяются или же вообще выпадают. Все зависит от складывающихся условий.

Экологическая ситуация в водоеме из года в год ме­няется из-за деятельности самой же флоры. За счет от­мирающих ее органических остатков медленно, но неудер­жимо растут слои придонных отложений. Это изменяет режим питания растений и сказывается на их простран­ственной «прописке». Прежняя часто становится необя­зательной.

Каждая растительная зона автоматически готовит почву для следующей, подтачивая тем самым основу своего собственного тут существования. Сдвиг зон в глу­бину создает новые плацдармы для захвата растительно­стью все более отдаленных от берега участков. Проходят тысячелетия и наступает момент, когда первые ряды зе­леных захватчиков, наконец, смыкаются. Водоем полно­стью зарастает, что совпадает обычно с его заторфовыванием, которое идет параллельно. Его место безраздельно и окончательно занимает болото.

Такова в самых общих чертах схема бесконечно дол­гой биологической эволюции озера. Но отнюдь не вся­кого. Глубоководные водоемы с крутыми обрывистыми берегами в нее не вписываются. По той простой при­чине, что нет в приозерном мире таких растительных гигантов, которые корнями доставали бы его дно. Но природа предусмотрела здесь другой выход — атаку сверху. Такие гигрофиты, как трифоль, сабельник, бело­крыльник способны тянуть свои стебли по водной глади. На этой стелющейся органической подстилке охотно по­селяются осоки, хвощи, папоротники, кизляк, вех и другие корневищные растения. Тесно переплетаясь, они создают сообща плавающий на воде зеленый ковер. Год от года он уплотняется, утолщается, разрастается вширь. Это так называемая сплавина или приповерхностный фитоценоз. Параллельно идут донные приращения органики, фор­мирующейся из отмирающего планктона и естественных растительных потерь. Из нее по упомянутой уже схеме образуется сначала сапропель, а потом и торф. Общий запас его сверху дополняют продукты неполного разло­жения сплавины.

Проходит время. Зеленое кольцо окончательно сжи­мается, знаменуя полное торжество болота. «Голубое око» перестает существовать.

Молодая, неокрепшая сплавина, зияющая кое-где «окнами», представляет немалую опасность для любите­лей болотных прогулок. В народе ее называют «зыбун». Она прогибается под тяжестью, словно гамак, и иногда не выдерживает веса человека. Ничего хорошего это не сулит. Под лохматым зеленым одеялом — черная прорва. Горе тому, кто нечаянно в ней окажется. Шансов вы­браться без посторонней помощи мало.

Рассмотренные пути заторфовывания озер не строго обособлены, — убеждены исследователи этого значитель­ного, богатого загадками, исторического процесса. Не­редко они протекают одновременно в пределах одного и того же водоема.

Болот озерного происхождения немало в Беларуси, на родной мне Смоленщине, в Подмосковье. Громадные мещерские болота, или «мшары», тоже не что иное, как заросшие в течение тысячелетий озера. Когда-то эти края покрывали толстые слои льда, после таяния которых ос­тались многочисленные впадины с водой. Многим из них суждено было стать болотами. Вместо голубых здесь преобладают теперь зелено-серые краски, образуемые зарослями сфагнума, брусники, гонобобеля, кукушкина льна. «Когда стоишь среди такого болота, — пишет Пау­стовский, — то по горизонту ясно виден бывший высо­кий берег озера — «материк» — с его густым, сосновым лесом. Кое-где на мшарах видны песчаные бугры, по­росшие сосняком и папоротником, — бывшие острова. Местные жители до сих пор так и зовут эти бугры «ост­ровами». На «островах» ночуют лоси».

Все знают, что самая знаменитая русская река Волга вытекает из болота, которое некогда было озером. По­следнее недавно установили сотрудники Тверского уни­верситета. Журналисты преподнесли сообщение, как сен­сацию. Но болотоведам этот частный случай лишь под­твердил хорошо известную им старую истину.

Болота, как уже подчеркивалось, прекрасно образу­ются и на суше — в долинах рек и междуречьях, на ок­раинах озер, в местах выхода родников и т. д. Словом, на понижениях или равнинах, где легко скапливается паводковая и дождевая вода. Но возвышенный рельеф вовсе не исключается. Лишь бы были необходимые для заболачивания гидрологические предпосылки: постоян­ное или периодическое подтопление, плохой водный сток и водонепроницаемый подпорный фунт. Когда они есть, болотообразовательный процесс не останавливают даже … горы. Мой хороший знакомый и заядлый альпи­нист Дмитрий Пономаренко встретил самое настоящее болото на скалах Центрального Кавказа. Под ногами зачавкало, захлюпало, они по щиколотку и выше стали проваливаться в воду. «Неужели болото? — удивился он. — На высоте 3000 метров!» Все свидетельствовало, что имен­но так и есть. Даже кочки и осока кругом. А по краям — камни и сухость. Вероятно, это была одна из бессточных котловин, подвергшаяся локальному заболачиванию. Та­кие случаи болотоведам известны.

О горных болотах на Памире с увлечением рассказывала мне в Душанбе профессор К. П. Рахманина, извест­ный в Таджикистане и в бывшем Советском Союзе бота­ник. «Там даже торф есть», — подчеркнула она, пообещав назавтра все показать в натуре. О высокогорных очагах торфа я был достаточно наслышан и непрочь был уви­деть все собственными глазами. Но запланированная экс­курсия не состоялась. Было беспокойное лето 1990 года. В горах уже орудовали банды. Как раз накануне бук­вально в десяти километрах от Душанбе они на перевале остановили легковую автомашину и убили пассажиров. Начинались межнациональные разборки и нам посове­товали не рисковать. Тем более что ехать пришлось бы тем самым единственным маршрутом.

В нашей по преимуществу низинно-равнинной мест­ности на суходолах заболачиваются такие элементы ее ландшафта, как луга, леса, лесосеки, бывшие пожарища и т. д. На динамике процесса мы не будем останавли­ваться, дабы не утомлять читателя специфическими на­учными подробностями. Ограничимся краткой характе­ристикой уже сформированных (в различных местопо­ложениях) болот.

По самой ходовой классификации все они подразде­ляются на три основных типа: низинные, переходные и верховые. Некоторые специалисты (Бахнов, 1986 и др.) считают их разобщенными во времени стадиями единого болотообразовательного процесса. Нечто вроде детства, юности и зрелости у человека. Как ребенок, подрастая, превращается во взрослого, так и молодое (низинное) болото, развиваясь, трансформируется в верховое — выс­шее свое состояние.

Что же представляет собой низинное болото — при­родный недоросль, которому, однако, от роду может быть не одна тысяча лет?

Это — образование чаше всего с маломощной, но хорошо разложившейся торфяной залежью, формирую­щееся как на затапливаемых суходолах, так и на зарас­тающих озерах и старицах. Как правило, сильно обвод­ненное и наиболее обеспеченное по минеральному со­ставу. Ученые называют такое болото эвтрофным (от греч. «eu» — хорошо + «trophe» — питание). В нем соз­даются довольно сносные условия для роста и развития растений, что подтверждается разнообразием низинной флоры.

Здесь обитают не только зеленые (гипновые) мхи и многочисленные травы (различные осоки — острая, вы­сокая, вздутая, пузырчатая и др., тростник, хвощи — при­речный и болотный, рогозы, манники, вахта, сабельник и т. д.), но также деревья (ель, сосна, ольха черная, бе­реза бородавчатая, реже пушистая, иногда ясень) и не­которые кустарники (например, ивы — пепельно-серая, пятитычинковая, лопарская, розмаринолистая и др.). Торфяная залежь образована остатками этих растений. Сфагновые же мхи на нем почти не встречаются.

Низинные болота имеют плоскую или вогнутую по­верхность. Характерными элементами ландшафта явля­ются осоковые и древесные кочки, а также многочис­ленные понижения (мочажины), в которых проступает грунтовая вода. Такие болота наиболее типичны для Бе­лорусского Полесья.

С детства влюбленный в болота Сергей Аксаков боль­ше всего на свете обожал «чистое, луговое, заливаемое весенними потоками, поросшее кустиками и редкими деревьями. Как хорошо оно в теплое весеннее утро! Вода

стыла, оставляя кое-где мокрые следы и небольшие гри­вы наносной земли с черноземных полей. Нигде расти­тельность не является с такой силой. Солнце палит влаж­ную, тучную почву и тянет из нее травы и цветы: чуть не видишь, как растут они», — восторгается писатель. Судя по характеристике, речь идет о пойменном болоте.

Выпуклые верховые болота образуются обычно на во­доразделах в условиях увлажнения атмосферными осад­ками. Отличаются от низинных мощным слоем слаборазложившегося и, значит, бедного питательными вещества­ми торфа, а также сильной его кислотностью. В науке их называют еще олиготрофными (от греч. «oligos» — малый + «trophe» — питание). Они наиболее однообразны по ви­довому составу растений, что объясняется не только не­хваткой пищи, но и (пусть вас не удивляет!) недостатком влаги. Судите сами: растущее, как говорят, «макушкой вверх» верховое болото все дальше и дальше отдаляется своей поверхностью от грунтовых вод. Середина его может возвышаться над краями на 4—5, а то и 10 метров! Влага на такую солидную высоту из глубин поступает слабо и корням (особенно в засушливое лето) нередко приходит­ся рассчитывать лишь на мокрую милость с неба.

Самое парадоксальное в этой влагонапряженной си­туации то, что болотная линза бывает переполнена во­дой. Она даже может… лопнуть под ее напором. Один из таких случаев описывает известный французский географ Жан Жак Элизе Реклю. Произошел он в 1821 году в Ирландии. Большое торфяное болото в центре обшир­ной равнины внезапно прорвало окружающие его мши­стые валы и стало растекаться по окрестностям. Пото­ками грязи были снесены дома и затоплены леса на площади в двенадцать квадратных километров. Возмож­но, что толчком к прорыву послужили какие-то подзем­ные силы. Ведь прежде чем лопнуть, поверхность болота долгое время волновалась, как море, а из глубин его до­носились глухие раскаты наподобие подземного грома.

Живут в верховых болотах лишь весьма неприхотливые растения. Из коренных обитателей преобладают мхи. Осо­бенно сфагновые — самые нетребовательные к пищевому режиму и хорошо переносящие повышенную кислотность.

Щелочная же среда для них, напротив, гибельна. Кроме мхов тут растут травы — пушица влагалищная, очеретник белый, шейхцерия, морошка, водяника, росянки (круглолистная, английская и др.), а также кустарнички — багульник, вереск, клюква, голубика, кассандра, подбел. Из деревьев встречается главным образом сосна.

Господство в растительном покрове сфагновых мхов подавляет развитие высших растений. Многие из них имеют угнетенный вид. Та же сосна, к примеру, образу­ет малорослые и редкие древостой, которые именуют не иначе, как мелколесьем. На вид такие сосенки корявы, приземисты, замшелы, хотя по возрасту многие уже ста­рушки.

Микрорельеф верхового болота в большинстве буг­ристый: пушициевые кочки, моховые бугры и гряды с пронизывающими их побегами кустарников. Наиболее высокие из гряд увенчаны стволиками хилых сосенок.

Доля верховых болот в Беларуси составляет 18,2% от всей площади болот. Больше всего их в Витебской и Минской областях. Одно из крупнейших — Ельня,расположенное на территории Миорского и Шарковщинского районов. Площадь его 23,2 тысячи гектаров. В 1968 году болото стало гидрологическим заказником республиканского значения. Ныне статус его повышен. Комплекс вошел в разряд Рамсарских угодий, требую­щих особой охраны. В Березинском биосферном запо­веднике Домжерицкое верховое болото шириной около двадцати километров тянется почти до Лепеля. Есть они в Припятском заповеднике и Беловежской пуще. Много верховых болот в Глубокском районе. На некоторых из них организованы клюквенные заказники.

Переходные болота, занимающие промежуточное по­ложение, думаю, нет надобности здесь описывать. Важ­но отметить лишь характерные растения этих мест: березы — пушистая и приземистая, пушица влагалищная и целый ряд сфагновых мхов — узколистный, централь­ный, тупой, отогнутый и другие, которые здесь особенно обильны.

Таким образом, гидрологическое, почвенное и климатическое своеобразие болот определяет и флористиче­скую их специфику. «Зависимость между условиями средыи характером растительности, — отмечает Сукачев, — вряд ли в каком-либо из наших типов растительности так наглядно представлена, как в болотах. Оригиналь­ность жизни болота еще тем более усиливается, что и сама среда, в частности субстрат, на котором развива­ется растительность, есть почти начисто продукт дея­тельности этой же растительности».

Выше подчеркивалось (Бахнов, 1986), что в процессе своего развития каждое молодое болото стремится пре­вратиться в верховое. Это происходит в результате воз­растающего обеднения минерального питания. При этом почва все больше подкисляется, усиливается средообра­зующее, а проще сказать — притесняющее влияние сфаг­новых мхов. Береза сменяется сосной, сложные расти­тельные сообщества — все более простыми.

Последний этап развития болота, замечает В. К. Бахнов, сопровождается угнетением самих «угнетателей» — сфагновых мхов. В их покров внедряются печеночники, лишайники, а впоследствии и водоросли, которые засе­ляют мертвую моховую дернину. Общая направленность смены растений-маркеров такова: покрытосеменные (цветковые) -> голосеменные (хвойные) -> сфагновые мхи -> печеночные мхи -> лишайники -> водоросли, то есть от более совершенных типов растений к прими­тивным. В сравнении с основной формулой развития органического мира (от простого к сложному) здесь по­лучается как бы «эволюция наоборот». Любит неожи­данные повороты Природа. Может быть поэтому так и пленительны ее неповторимые создания!

Итак, краткий научный экскурс в историю болота за­кончен и на этом можно было бы поставить точку. Но хочется напоследок добавить и лирический штрих.

Для громадного большинства людей торфяник служит типом однообразия и скуки, считает профессор К. Ламперт. Но истинный друг Природы видит и в этом ланд­шафте своеобразную прелесть. Его умиляют даже сама сырость, долго лежащая поутру на болотной почве, и впе­чатляющая игра света. «Тяжелые от росы никнут расте­ния, в тысячах каплей отражается падающий на них солнечный свет, который с трудом пронизывает лежа­щие над торфяником слои испарений». Солнце поднима­ется выше и воздух над болотом начинает дрожать и свер­кать. Глаза замечают освободившиеся из-под власти ту­мана красные листочки росянки, великолепные кустики белой пушицы, обрамляющие повсюду кочки, клюкву и чернику, плавающую на воде ряску. Призывно глядит из пышного мохового ковра алыми бусинками брусника. Это самостоятельный тихий мирок с оригинальным со­дружеством растительных и животных организмов. В нем преобладают неяркие краски, но всюду кишит, торжест­вует под теплым солнцем достойная уважения жизнь. Мы еще вернемся к ней.

Добавить комментарий